К 73-й годовщине Великой Победы

Войны никто не хотел…

Совершая экскурсию в прошлое, невольно задаёшь себе вопрос: а смогли бы мы пройти тот путь, вынести все испытания, которые достались на долю ветеранов?

Уверен - многие смогли бы, несмотря на смену ценностей и  другие идеалы.

Сейчас осталось очень мало тех, кто непосредственно принимал участие в боевых действиях, но чем дальше уходит то время, тем больше хочется сохранить в памяти живые свидетельства подвига наших предков в годы войны.

 

Одна из таких свидетелей – Мария Петровна Соколова (Ермакова), инвалид войны и ветеран труда. Она – одна из тех немногих, кто ясно помнит тот недолгий период оккупации, который выпал на долю нашего края.

Мария Петровна сейчас живёт в Тарусе, и окружена заботой своих детей, внуков и правнуков. Но исторической её родиной является деревня Лобаново Сашкинского сельсовета Калужской области  – именно там проживала её семья в предвоенные годы. По меркам того времени, семья небольшая - всего трое детей. Кроме неё, было ещё два брата – старший Сергей и младший Александр.

На смену места жительства повлияла профессия отца – в молодости он выучился в Москве на кондитера и был направлен в Тарусский дом отдыха, где стал работать поваром-кондитером, а мама устроилась гладильщицей на фабрику Тарусской вышивки (тогда фабрика называлась артель).

В Тарусе Мария и пошла в школу. Здание восьмилетки, в которой она училась, не сохранилось, а располагалось оно на территории, где сейчас находится Сберегательный банк.

Довоенную жизнь Мария вспоминает как спокойную, тихую. Жили скромно, на съёмной квартире, но не было никаких проблем с едой, самым необходимым. Конечно, принимали участие в субботниках, массовых мероприятиях, но никто никого не заставлял, да и проходило любое событие  весело – с песнями, шутками, танцами.

Война началась, когда Марии было всего 14 лет. В то лето она гостила у своей бабушки, в деревне Сашкино. Только что окончила седьмой класс, но последний год училась уже в сельской школе.

Страшное лето 1941 года Мария Петровна запомнила хорошо:

- В июне 1941 года я была с бабушкой. Последние дни перед войной – самые хорошие, спокойные, солнечные. Какая-то тишина и умиротворение царили вокруг. В воскресенье 22 июня я гуляла на улице, как вдруг раздался громкий тревожный голос из репродуктора. Диктор объявил, что началась война. Все перепугались -  сначала ничего не поняли, потом многие женщины стали плакать. Из сельсовета вышла девушка–секретарь и подтвердила ужасную новость.

В ближайшие дни началась мобилизация – сначала пошли молодые, потом те, кто постарше.

Было бы неправильным утверждать, что все почувствовали себя героями и бросились записываться в добровольцы. Нет, Мария видела иную картину – войны никто не хотел, её боялись, но многие чувствовали свою ответственность за судьбу близких, страны. Кто-то ушёл на фронт, получив повестки, но было много и тех, кто  стремился стать добровольцем.

Немцы в деревне появились в конце октября. Когда они были уже близко, в сельсовете объявили: «Приближается враг,  чтобы им ничего не досталось, забирайте продукты из нашего магазина, уносите всё, что можно и бесплатно». Жители запасались всем, чем могли – впереди ждала неизвестность.

- Немцев было много, вспоминает Мария Петровна. - Они шли, ехала техника, казалось, что им не будет конца. Сразу стали расквартировываться по домам – входили, как хозяева. К нам с бабушкой заселилось пять фашистов. Зашли как бандиты. Помню – дело уже было к вечеру, на столе горела керосиновая лампа. Вдруг раздался топот. Бабушка быстро загнала меня на печку. Я закуталась в тряпки, забилась в самый угол. Немцы обшарили весь дом, спросили бабушку: «Есть кто в доме?» Бабушка сказала, что нет. Тогда они стали шарить на печке, заметили меня, но вид у меня был перепуганный, заморенный, перепачканный – наверное, поэтому и не тронули. Стали водить автоматом, переворачивать тряпки – искали что-то. Меня отпихнули дулом автомата, а бабушку за то, что им солгала, ударили прикладом по руке.

Ничего опасного не нашли и успокоились. Первым делом съели всю еду, какую нашли в печке, потом  забрали всё съестное в доме. Как только набили брюхо – нанесли соломы, разложили и улеглись спать.

Ночью бабушка мне шепчет: «Они идут по Большаку, а мы с тобой пойдём в Жиливки – в соседнюю деревню – их там нет».  Потихоньку мы выбрались из дома – добрались до Жиливок, где жили наши родственники. В доме уже было пятеро детей, я стала шестой. Немного погодя прибегает соседский мальчишка, кричит: «Немцы пришли!» Все дети и я спрятались на печке.

Фашисты добрались и до этой деревни. Вошли в дом. И вдруг один из них уставился на мою бабушку – оказалось, это тот самый, который ударил её прикладом. Схватил её за руку, завернул рукав и увидел большой синяк, который он поставил накануне. Мы испугались, но он захохотал, что-то пробормотал, а бабушку больше бить не стал -  ушёл.

Делать нечего – пошли мы обратно. Пришли к дому – а он полон фашистов, во дворе кругом привязаны лошади.  Снова пришлось искать себе жильё, и мы решили пойти к сестре отца. У них было своих семеро детей -  нас покормили, но  не взяли. У другой сестры – такая же история, а третьи – сами голодали. Отрезали нам краюху хлеба, и отправили домой. Когда возвращались, из дома средней сестры выбежала девочка, сказала, что уговорила родных взять нас к себе. Какое-то время мы пожили у родственников, но потом перебрались к соседям.

Мария рассказала историю своей семьи. Но сразу возник вопрос: а как вели себя немцы в деревне? Об этом ей долго не хотелось вспоминать, но потом она решилась:

- Была у нас в Сашкино начальная школа. В ней преподавали учителя – муж и жена. Однажды они подобрали около школы раненого красноармейца, спрятали у себя, переодели и решили, что если найдут – представить его как своего сына. Немцы солдата нашли – или кто-то выдал, или ещё какая неосторожность была, но легенде учителей они не поверили, да и красноармеец был ранен, что его и выдало.

Солдата расстреляли, а семью учителей повесили во дворе школы. На казнь согнали всю деревню, а перед приведением приговора в исполнение сказали: «Если кто ещё будет прятать раненых, коммунистов, партизан, то с ними поступим так же!»  Никогда я не забуду тот день, когда нас гнали прикладами на это «зрелище». Казнённых  потом долго не позволяли снять и похоронить.

Жителей фашисты гоняли на работы – под угрозой расстрела заставляли чистить дороги, выполнять любую грязную работу.

Все продукты в первые дни у жителей они отобрали, перерезали скот, гонялись за курами, сожрали всё подчистую. Начался голод, но помогла соседка Акулина. Она приучила нас добывать пищу таким способом: поедет на поле боя, где валялись трупы убитых лошадей, нарубит, привезёт на санках – это мы и ели. Но и лошади быстро закончились.

Мне приходилось больше прятаться и сидеть дома – молодой девчонке встреча с немцами грозила большой бедой. Неизвестно к чему бы всё пришло, но зверствам оккупантов  скоро пришёл конец. В 20-х числах декабря пришли наши, и началась битва.

Мария прекрасно помнит, как  красноармейцы выбивали фашистов из села, как метались бывшие «хозяева», в спешке бросая награбленное. Возле дома, где она жила, фашисты поставили две пулемётные точки, по которым со стороны наших открыли миномётный огонь.

Советские войска наступали со стороны деревни Асеевка. Чтобы подобраться поближе, они подожгли большой стог соломы, который был неподалёку - под прикрытием дыма сумели подойти ближе. Сражение было жестокое - вдруг дико заверещал раненый фашист, остальные заметались в дыму. Потом раздался взрыв возле дома -  из пятерых детей ранило двоих – соседнего мальчишку в спину, а Марии перебило колено.

Что произошло потом? Это Мария запомнила навсегда:

- Бой закончился к утру. По деревне ходили медсёстры, - проверяли, нет ли раненых. Оставшиеся жители обнимали наших солдат, многие плакали, некоторые плясали. Солдаты были очень грязные, замученные.

Потом была санчасть, а  через несколько дней Марию вместе с остальными ранеными – и гражданскими, и военными, отправили в алексинский передвижной госпиталь (располагался на территории комбината СТО). Мест в госпитале не хватало - раненые лежали подряд на соломе, которая была брошена прямо на пол. Там и вынули осколок из её ноги. Не успела операция закончиться, как прибыл эшелон раненых, и теперь всё внимание переключилось на них.

А дальше было возвращение домой, к маме, полгода в гипсе – но нога так и осталась покалеченной на всю жизнь.

День Победы Мария встретила дома. Как хотелось веселиться, плясать вместе с остальными на сельской площадке, где проходили победные торжества, но искалеченная нога вычеркнула из её жизни очень многое.

Наступило мирное время. Истерзанная страна залечивала раны, возрождалась из пепла. Появились мирные заботы. Как строить жизнь? После всего пережитого Мария точно знала, что станет она медсестрой, будет спасать человеческие жизни. И это определило её дальнейший выбор -  она поступила в Серпуховский медицинский техникум. Но место в общежитии ей не выделили – все места достались детям погибших, сиротам, а ей повезло – родители были живы. Помогла подруга – она впустила Марию в свою комнату, и 7 месяцев девочки перебивались, как могли. Продолжить учёбу помешали «доброжелатели». Руководству настучал кто-то из «друзей», и Мария была вынуждена покинуть техникум – средств на частную квартиру не было.

А дальше? Как ещё могла сложиться судьба простого советского человека? Если мечту не удалось осуществить, можно просто остаться хорошим человеком, прожить достойную жизнь, растить детей, внуков.  Семью создала в 1954 году, работа в райсобесе, потом 26 лет на фабрике художественной вышивки. Оттуда и ушла на пенсию.

Годы пролетели быстро, но не жалеет о прожитой жизни Мария – дети выросли, но они рядом. Так и живёт, радуется жизни в окружении детей, внуков и правнуков одна из немногих оставшихся свидетельниц той далёкой, но жестокой и героической военной эпохи.

Вадим МАЛЬЦЕВ.