За чертой милосердия

Гунченков Филипп Ануфриевич участник советско-финской войны (1939-1940). Служил в полку пограничных войск. С полковой разведкой ходил в глубокий тыл противника. Его рассказ о последней разведке мне, пятикласснику, особенно запомнился.


В нашей группе было десять разведчиков. Мы получили задание командования полка: пройти в тыл противника на пятнадцать километров и на железнодорожной станции, недалеко от Выборга, взорвать цистерну с горючим. Оставить финнов без горючего для танков, тракторных тягачей, автомашин, местных электрических двигателей. Перед выходом группы на задание командир старшина Цветаев Виктор сказал нам:


- Друзья, не известно какие ситуации нас ожидают в пути. Главное, выполнить боевое задание и доложить об этом своему командованию.


Ночь была лунная с переменной облачностью, морозец градусов десять. На лыжах пройти группой туда и обратно – тридцать километров - утомительно. Я спросил Цветаева:


- Старшина, лес от станции далеко находится?


- Примерно в километре. Думаешь, на открытом месте будет перестрелка?


- Тревожит меня этот участок. На сердце что-то муторно.


- Знаешь, Ануфрич, на фронте приказы не обсуждают: под козырек и выполняют, - напомнил мне командир.


Мы шли в маскхалатах. До нужной станции дошли без приключений. Гранатами и автоматными очередями взорвали большую цистерну с бензином и скорей-скорей в обратный путь. Из района станции вышли без боя.


Все же финские солдаты нас обнаружили, стали преследовать. В нашей группе подобрались лыжники первого и второго разрядов. Молодые пограничники с опытом ночных разведок. Самым рослым и сильным среди нас был командир Цветаев Виктор. Он шел впереди, прокладывал нам тропу по снежной целине в оба конца.


Финские солдаты не уступали нам в лыжной технике хода. Мы мчались вперед в полную силу.


Особенно опасно было идти по светлому полю гуськом нашим лыжникам, замыкавшим группу. Они – первые мишени для противника. Двоих наших солдат финны тяжело ранили. Самостоятельно они не могли передвигаться. Для них это было равнозначно гибели. Мы не могли приблизиться к раненым разведчикам, оказать им первую помощь, уйти вместе с ними. Принимать бой в чистом поле, на чужой территории не решились. К тому же к финнам на помощь спешил отряд солдат. Своим автоматным огнем мы успели свалить на снег человек пять. Остальные в момент нашей стрельбы брякнулись животами на землю. Впереди нам предстоял длинный путь. А в полкилометре от нас заманчиво темнел спасительный лес. Как быть? Командир обратился к раненым солдатам:


- Сердюков, Петраков, мы с боем отходим в лес, потом вы прикройте наш отход. Уходим!


Раненые разведчики понимали: они оказались за чертой милосердия, где свои жестокие законы... Вступать в затяжной бой группе в тылу противника — опасно. Могут погибнуть все разведчики. Решение командира в такой критической ситуации было правильным.


Мы вошли в лес. В нужном нам направлении не имелось ни санной дороги, ни тропинки. Командир прокладывал лыжный след между сосен, елей, берез. Позади мы слышали выстрелы из автоматов. Наши раненые солдаты ценой своей жизни приняли огонь противника на себя.


После первого боя мы прошли большое расстояние. На пройденном пути были небольшие лесные опушки и отрезки санного пути в сторону деревень. В деревни не заходили. Цветаев торопил бойцов скорее дойти до своих позиций. Он опасался, что по нашей утрамбованной лыжне финские солдаты станут нас преследовать до передовой позиции. Такая перспектива не радовала. Значит, снова придется принимать бой. Мы знали, каждый бой-это новые потери, тем более в разведке.


Недалеко от небольшой речушки, которую нам следовало перейти, увидели своих преследователей. Раздались их выстрелы. Еще трое раненых разведчиков остались лежать на снегу. Зная, что смерть их неминуема в этом бою, отважные бойцы, стреляли по врагам до последнего автоматного патрона, давали нам возможность ценой своей жизни одолеть речку, перебраться на ее левый берег и, оставшиеся полтора километра до нашей обороны благополучно пройти без новых потерь. Да, так они мечтали, но действительность оказалась иной.


С крутого берега безымянной речушки первыми спустились на заснеженный лед командир и я. Спускались под углом в сорок градусов. Одолев неширокую речку, стали по диагонали усиленно подниматься на высокий левый берег с редкими деревцами. Поднимались с опорой на правую руку и ногу.


Командир Цветаев первым поднялся на высокий берег. Я – вторым.


- Ануфрич,- говорит командир, - мы должны с тобой не допустить финских солдат к берегу. Дадим возможность нашим троим разведчикам одолеть этот крутой подъем. На счету каждая минута. Парни явно устали, но надо, ох, как надо собраться с силами! Беда в том, что на подъеме они беспомощны. Почему так медленно поднимаются? Цветаев нервничал.


Парни, живее поднимайтесь на берег. Дорога каждая минута, - подал он голос сверху.


Выяснилось, что на речке имеются ключи. Свежевыпавший снег скрыл влажные пятна на льду. Солдаты, прошедшие по влажному участку льда, намочили лыжи, к которым прилипал толстый слой снега. Лыжи не скользили. Каждый шаг продвижения вперед давался им с утомительным трудом. Поэтому все трое так медленно поднимались по крутому склону берега.


Вот-вот здесь появятся финские солдаты, а наши зависли на склоне. Опять ужасная ситуация! - Усилив голос, он сказал солдатам: «Петров, Иванов, Тарасов скорей, скорей - наверх!..»


На правом берегу уже появились финские лыжники. Мы их обстреляли, - командир и я, сержант Гунченков. Увидели, как четверо финских лыжников елевой стороны спустились по косогору прошли по речке и стали подниматься на берег. Для нас это представляло опасность окружения. Командир приказал мне следить за правым флангом противника, чтобы не перешли речку, а сам короткими перебежками устремился к левому флангу, где финны поднимались на наш берег. Прикрываясь кустарниками, он уничтожил солдат противника и тут же приблизился ко мне. Разведчики все еще находились на склоне крутого берега. Среди них появились раненые. Командир, обращаясь к ним, сказал:


- Нас в считанные минуты противник может окружить, в бою можем все погибнуть. Мое решение: «Мы уходим. Прикройте наш отход».


- Принимаем огонь на себя, а вы доложите о выполнении нашего задания, - четко донесся голос рядового Иванова Алексея.


Командир Цветаев по-прежнему шел впереди. Я спешил по его следу. На ровном месте, освещенном полной луной, мы ходко двигались вперед, обходя одиночные березки, елочки. Слышали, как позади нас еще звучали редкие выстрелы разведчиков и финских солдат.


Вдруг наш ровный участок закончился. Начался спуск к поляне, на которой виднелся небольшой домик. Притормаживая палками, осторожно спускались с лесного косогора. Опасались сломать лыжи о припорошенные снегом пни или поваленные деревья. В конце спуска командир спросил:


- Ануфрич, зайдем в этот домик?


Мне так не хотелось заходить в этот домик! Хотелось скорее дойти до наших оборонительных траншей, но Цветаев решил, может из любопытства, не пройти мимо. Приблизились. Часового нет, никто не окликнул. К фасадной стенке здания прислонены десять пар лыж с креплением на валенки. В помещении слышим приглушенные мужские голоса. Входим в теплую комнату с резким запахом табачного дыма. За столом сидели финские солдаты. Пили чай. Взгляды всех устремились на нас, мол, кто такие?


Мы сразу из автоматов перекрестным огнем – по солдатам. Кого сразу убили, кого ранили. Послышались стоны. В ту же минуту, видимо, солдат-часовой обхватил меня сзади рукой, сильно сдавил горло и с размаха ударил кинжалом под правую лопатку. О, какая жгучая боль пронзила все мое тело до пяток! И ярость такая! Схватил солдата за воротник шинели, через плечо сбросил на пол. Он отчаянно сопротивлялся, но я оказался сильнее. Ухватил его за горло. Душил, пока сам не потерял сознание. Очнулся от холода. От большой потери крови ослаб. Осмотрелся. Командира нет. На четвереньках выполз на крыльцо. Морщась от жуткой боли под лопаткой, ползком слез с крыльца. С огромным трудом встал на свои лыжи, прикрепил к валенкам, взял палки в руки и по лыжному следу командира медленно продвигался вперед. До нашей передовой оставалось метров четыреста. От слабости закружилась голова, ноги затряслись, и я упал на левый бок. Потерял сознание.


Очнулся потому, что кто-то трогал мое лицо. Открыл глаза. Возле меня стояла собака овчарка, запряженная в металлическую волокушу. Она поскуливала, лизала мое лицо. Догадался, — санитарная собака. Своим теплым, шершавым языком она облизывала моё лицо и этим привела в чувство. Сам не пойму, как я тогда умудрился заползти в волокушу и лечь на здоровый левый бок. Видимо, очень хотелось выжить. У меня хватило сил подать собаке команду: «Вперед, вперед, Дружок!» Умная собака по глубокому снегу дотащила меня до нашей передовой обороны. Солдаты полка распрягли моего спасителя. Волокушу использовали, словно носилки. Слышу, кто-то предложил вытащить из моей раны финку. Я выразил протест: захлопал рукой по волокуше и промычал: «Нет, нет»!


Второй догадливый солдат сказал:


- Сейчас в медсанбате хирург сам решит, когда вынуть кинжал из раны.


Потом я слышал: когда хирург осмотрел меня, то похвалил солдат за то, что они не вынули кинжал из моей раны и этим сохранили много крови в организме.


Перед отправкой в госпиталь меня навестил в медсанбате командир группы Цветаев Виктор. Он сказал:


- Ануфрич, когда ты упал вместе с финским солдатом и у тебя в спине торчал кинжал, то мне показалось, что ты погиб. Один финн, который после нашей стрельбы, еще проявлял агрессивность, достал пистолет... Я успел его прикончил в отместку за тебя. Спасибо тебе, что ты вернулся, будто с того света! Спас меня от военного трибунала и от штрафбата... Все разведчики нашей группы будут награждены медалью «За отвагу», сказал он, вытирая слезы красным платочком.


В госпитале меня долго лечили. В свои двадцать шесть лет очень хотелось жить! Была жена молодая и тебе — один годик. Это ранение отняло у меня половину жизни.


Р.S. Когда я с отцом ходил в городскую баню, то он всегда после парилки просил потереть ему спину мочалкой. И напоминал: «Осторожно води мочалкой по шраму». Под правой лопаткой его я видел шрам длиной в десять сантиметров, шириной — один сантиметр. Он был затянут тоненькой розовой пленочкой кожи. Однажды я, наверно, не очень нежно провел по шраму мочалкой. Из- под кожицы потекла светло-красная сукровица. Отец и словом не упрекнул меня в неуклюжести. Помню, кожа на этом шраме затягивалась долго...


ПОМНИТСЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА


Окончилась советско-финская война (1939-1940). Через год и сто дней, началась Великая Отечественная война (1941-1945 гг.). Она коснулась каждой советской семьи. Недаром в песне поется «Нет в России семьи такой, где бы не был памятен свой герой». Она продолжалась 1418 жестоких, огненных дней! За свободу и независимость народов Советского Союза погибло 25 миллионов человек! (по другим источникам – 27 миллионов человек). С немецкими захватчиками и многими их европейскими сателлитами сражались миллионы советских людей. В их числе сражались мой отец Гунченков Филипп Ануфриевич и его три брата: Иван, Никандр, Виктор. Все были ранены, удостоены наград. Так, Виктор и Филипп за боевые заслуги награждены медалью «За отвагу» и орденом Красная Звезда. Их брат, инвалид войны Иван Ануфриевич умер в Смоленском госпитале в 1946 году от ран (были ампутированы обе ноги).


Племянник дяди Стефана Гунченкова – сержант Алексей Гунченков погиб в боях в 1944 году. По линии моей матери – Гунченковой (Меличевой) Зинаиды Дмитриевны за свободу и независимость Советского Союза воевали четыре брата Меличевых: Михаил, Николай, Павел, Иван. Трое погибли в оборонительных боях за Ленинград в 1941 году. День Победы встретил сержант Иван Дмитриевич.


В мирное время фронтовики-братья Гунченковы трудились в разных отраслях народного хозяйства. И пополняли свой семейный род. В семье Гунченкова Филиппа Ануфриевича и Зинаиды Дмитриевны родились семеро детей: пятеро сыновей и две дочери. У них родились свои дети, внуки. Есть и правнучки. На смену старшему, фронтовому поколению пришли и хорошо трудятся новые поколения. Они продолжают их славную эстафету. Прошло 75 лет Великой, незабываемой Победы! Страна творит великие дела, растит детей! Жизнь продолжается!


Игорь ГУНЧЕНКОВ, член Союза журналистов PФ.


Фото из семейного архива автора.