Богатыри - не мы…

Последний день в моей жизни, когда я был свободен, как ветер, мне не забыть никогда. Мы с парнями прогуляли школу, отправились на речку, потом разукрасили несусветными надписями чей-то забор, сломали качели на детской площадке и были счастливы.

А потом они пошли по своим делам, а я отправился провожать из школы Римку. Егор, правда, тоже хотел её проводить, и между нами завязалась интересная беседа, но, к счастью, она быстро прекратилась. Это потому, что Егор вспомнил, что сегодня из командировки возвращается его... тётя. Сперва я не понял, почему не отец, и почему Егор боится не отца, а тёти, но в душу лезть к нему не стал. Я сказал, что разговор прекратился к счастью, потому что, если бы он затянулся, я опоздал бы провожать Римку, а когда пришёл к ней домой, она бы сказала: «Ты сегодня с мальчишками прогулял школу, пошёл гулять на речку, сломал качели на детской площадке и разукрасил забор, а потом подрался с Егором за право меня проводить, и он разукрасил тебя».

Я шёл, помахивая сумкой, и думал, что жизнь прекрасна. Мне и в голову не приходило, что это мой последний беспечный день!

Римму я встретил у школы. Она благоухала. Интересно, это цветы были или духи? Но думать об этом мне долго не пришлось, потому что Римма сразу выпалила мне навстречу: «Как ты относишься к героям?» По её вдохновенному лицу я догадался, что сегодня они проходили по литературе что-то о героях. Но если под героем подразумеваюсь я, то почему бы и нет. Я ответил, что отношусь к героям положительно. Мы пошли к Римме домой. Всю дорогу она вещала. Я где-то вычитал это слово, и другого к её повадке говорить подобрать не могу. Она никогда не говорит, она только вещает.

В тот момент она вещала о героях, о том, какое благородное дело - созидательный труд, и тому подобную околесицу. А потом сказала мне, что нам надо стать чище и совершеннее, и поэтому мы будем заниматься волонтёрской работой. Этого ещё не хватало! Тут уроки списывать не успеваешь, а она вон чего придумала!

Я собирался высказать ей все свои возражения, но почему-то промолчал, как у меня всегда в таких случаях бывает. Римма продолжала свою лекцию, а я чувствовал, что с этой минуты кроме двух портфелей - моего лёгкого и Римкиного тяжёлого – на меня обрушилась какая-то новая, непомерная тяжесть.

Мы пришли к Римме, и она ни с того ни с сего позвонила Егору, пригласив домой и его тоже. Я сидел вяло и ко всему безразлично: теперь уже всё равно.

Егор пришёл. За ним трепыхались полы его пальто. Одна - понуро, видимо, из-за домашней взбучки, другая - чуть веселее, потому что Римма пригласила его к себе домой. Правда, увидев меня, Егор скис, а когда увидел на столе гору учебников и понял, чего Римма от него хочет, скис ещё больше.

- Курите? - спросила Римма. Мы дружно мотнули головами.

- Правильно делаете, - сказала Римма. - Если б курили, я бы начала вас отучивать.

Я про себя охнул и решил, что теперь уже никогда не начну курить. По-видимому, Егор подумал о том же.

Потом началось «хождение по мукам»: Римма заставила нас сделать всю математику и биологию, и, как я ни сопротивлялся, всё понял и запомнил. Егор страдал вместе со мной, и я почувствовал к нему симпатию.

Потом начался форменный кошмар. Римма вместе с другими волонтёрами повела нас наводить в городе порядок к майским праздникам и, «совмещая приятное с полезным», читала нам вслух стихотворение Лермонтова «Бородино».

- Римус! - взмолился Егор. - Пожалей нас! Зачем нам заниматься такой ерундой? И без нас город нормально выглядит, а стихи с нас уже год как не спрашивают!

- Ничего-ничего, - Римма стала похожа на Великого инквизитора, - приберёте немного, не переломитесь. А сбежите - списывать не дам!

Мы сметали с тротуаров мусор под торжественное: «Да, были люди в наше время, Не то, что нынешнее племя: Богатыри - не вы!» Мы вкалывали как тридцать три богатыря, и всё равно понимали, что богатыри - не мы. Мы пробежались по ближайшим домам с распылителями и закрасили все надписи, которые начертали на каменных плитах и деревянных заборах безымянные представители современного искусства.

- Эх, жалко! - сокрушалась Римма. - Всех надписей не замазали! Ну ничего, город маленький, успеем.

Мы с Егором только сейчас поняли, что наш город большой, просто огромный! Это ничего, что тут всего две школы да одна библиотека. Зато здесь около пятисот домов, и у каждого минимум четыре стены или стороны забора. И по меньшей мере треть из них придётся приводить в порядок.

Эх, чего не сделаешь для дочки следователя! В особенности, красивой дочки следователя. Тем более, для первой отличницы класса. Мы чинили качели, и нам казалось, что на детской площадке до нас побывали и уланы с пёстрыми значками, и драгуны с конскими хвостами. Мы изо всех сил старались привести качели заодно с площадкой в божеский вид, и нам это относительно удалось. Примерно настолько, насколько чисто выглядит белая футболка, густо измазанная чернилами и постиранная вручную в бадье. Но мы были горды нашим трудом. Возможно потому, что впервые трудились на благо общества. Однако радоваться было рано: оказалось, и на скамейках многие люди тоже пишут свои глубокомысленные изречения.

Я разозлился на всех индивидуумов, которых жаба задушит блокноты купить, а Егор признался, что ему лень быть тимуровцем. Тем более, что даже конфет за это никто не даёт.

- Вот когда мне лень делать уроки, я стараюсь сделать их побыстрее, чтобы потом не приходилось ими заниматься, - поделилась опытом Римма. Мы не поняли.

- Ну, мне лень делать уроки сейчас, но лень делать и позднее, неприятно ощущать на себе груз задолженности, - Римма постаралась объяснить чуть распространённее, - пусть лучше они останутся в прошлом. Чем больше сделаю уроков сейчас, тем меньше мне их придётся делать потом. Мне лень учиться, поэтому я учусь.

Мы с Егором сказали, что поняли. Мы всегда так делаем, когда нам объясняют запредельные темы.

- Не вешать нос, гардемарины! - подбодрила нас Римма. - В этом городе для нас ещё полно работы. Я из вас сделаю богатырей!

Придя домой поздно вечером, я не стал ужинать, а просто без сил повалился на кровать. Ночью мне снилось, что я - Илья Муромец, и обороняю Москву от полчищ французов, готовых переломать за Кремлёвской стеной все качели, разрисовать стены граффити и свински намусорить на тротуарах. В конце концов какая-то Мария Антуанетта в гусарской форме сбила меня с коня и начала поднимать в школу. Я понял, что это мама, засунул в рюкзак всё необходимое и отправился честно грызть гранит науки - в первый раз после четвёртого класса. У школьных ворот я встретил Егора. Его рюкзак тоже был набит битком, и я понял, что наша жизнь кончена, и мы никогда уже не сможем стать теми беззаботными хулиганами, какими были день назад.

Мы с Егором не ошиблись - Римма и в школе установила за нами жёсткий контроль. Раньше я злился на класс за то, что ребята галдят на уроке, а теперь вдруг в кабинете стало тихо-тихо, как в могильном склепе. Жанна Васильевна несколько минут стояла в дверях, высматривая поверх очков причину такого непонятного поведения, а Римма зыркала на меня и на Егора глазами - молчать! Меня осенило: похоже, это мы - я, Егор и Федька - шумим на уроках, а остальные лишь подтягиваются за нами. Федька, наш школьный подпевала, тоже молчал - он привык действовать за компанию, а раз мы с Егором внезапно онемели, то и он решил не светиться.

Жанна Васильевна никак не могла взять в толк, какое стихийное бедствие уготовано ей сегодня, но мучиться в ожидании скорой гибели невыносимо, и учительница неверным шагом пошла навстречу своей судьбе - начала урок. Мы читали наизусть «Бородино». Сперва прочитала Лика Мехова. Она у нас маленькая и незаметная, за ней никто в школе не ухаживает, учителя её редко замечают, иногда даже забывают отметки за четверть выставить. Воспользовавшись наступившей тишиной, она дрожащим фальцетом ответила домашнее задание. Затем «Бородино» продекламировал я… Потом Егор… Жанна Васильевна побледнела под пудрой и слегка покачнулась, но взяла себя в руки и выставила нам с Егором две корявые пятёрки. Потом у каждого в дневнике подписала: «Выучил честно». Егор с сожалением посмотрел на меня, потом на пятёрку и тяжело вздохнул. Мне стало не по себе.

- Никитюк, что происходит? - попробовала разобраться Жанна Васильевна.

- Не могу знать, товарищ командир, - ответила Римма.

Про то, как прошли остальные уроки, можно не рассказывать.

С тех пор, как стряслась эта катастрофа, я самому себе напоминаю девушку из песни Высоцкого «Я несла свою беду…». Волонтёрский труд - это моя карма, мой тяжкий крест. Прошло три месяца, но мы по-прежнему чиним всё, что нам в городе попадается под руку. Мы с Егором больше не дерёмся, а по некоторым предметам вытянули аж на «четвёрки» за год.

Американские супергерои нам в подмётки не годятся! Потому что намного сложнее систематически наводить порядок, чем спасать девушек от придуманных монстров. Когда я вижу, что кто-то рисует на заборе или бросает мусор мимо бака, мне немедленно хочется его «ликвидировать».

Я до сих пор осознаю, что богатыри - не мы, но почему-то соседи стали гораздо больше нас уважать. И хотя это по-своему приятно, но я с тоской вспоминаю те далёкие времена, когда не нёс на себе никакой ответственности - ни за себя, ни за других. Некоторые бывшие друзья мне втайне завидуют. Это они зря: у людей, вступивших на путь борьбы со злом, очень трудная жизнь. Уж вы мне поверьте!

Варвара РЫЖКОВА.