Афганский переход

Гвардии сержант запаса Александр Кулак родом из Белоруссии, из деревни Ярцевичи. Вторым его домом вот уже восемь лет является Таруса. С 1980 по 1982 год он, в составе 40-й армии, служил в Афганистане, был ранен,  награждён орденом Красной звезды, медалью «За отвагу».

- Александр, как вы попали в Афганистан?

- Срочную службу я проходил в составе 345-го полка 103-й парашютно-десантной дивизии. В течение двух месяцев нас обучали по ускоренной программе в городе Чирчик Ташкентской области, после чего здесь был сформирован спецотряд, который поездом отправили в пограничный город Термез. Переправлялись по понтонному мосту через Аму-Дарью, своим ходом. Мост контролировали десантники, и когда мы оказались на афганской земле, нас удивило, что среди них много раненых: у большинства были перебинтованы головы. Мы ожидали встретить нечто другое, но нам даже не сказали, что здесь идёт настоящая война.

- Когда солдатам говорили, куда их отправляют, как они вели себя?

- По-разному. Было много случаев, когда ребята сами просились в Афганистан – испытать себя, или из-за идейных соображений. Но было и другое. Кто-то пытался «отмазаться» всеми способами. Глотали всякую дрянь, чтобы сфальсифицировать желтуху, даже среди офицеров встречались такие. Были и самострелы, но это уже в Афганистане. Однажды наш сослуживец выстрелил себе в ногу. Вычислили его сразу, отправили на Родину, в Ташкент, но награды, к которой он был представлен, лишили.

- Где располагалась ваша часть? Какие боевые задачи выполняли?

- Когда прошли через перевал Саланг и спустились в долину, наш путь лежал на Чарикар и Баграм. В Баграме дислоцировалась наша дивизия.

Нам поставили такую задачу: по дороге Кишим – Файзабад, душманами было взорвано несколько мостов,  что оставило без автомобильного сообщения 360 (или 366-й) мотострелковый полк. Участки дороги постоянно обстреливались. Необходимо было прорвать блокаду. На месте был сформирован отряд под командованием капитана Тараненко, а сам переход занял около трёх месяцев. Этим отрядом мы продвигались по горам и выставляли блок-посты. На ночь закапывались в землю.

Задачу мы выполнили, а когда пришли на территорию части, там был концерт, где выступали наши именитые артисты. За это выступление их наградили высокими правительственными наградами.

Даже блокированная часть представляла собой хорошо укреплённую территорию. Два ряда ограждений плюс караульные посты в радиусе километра – такой бастион никто не отважится штурмовать. Сообщение с большой землёй здесь было по воздуху.

- Жили в обустроенных казармах, или было что-то другое?

- Казарм ещё не было. Мы ставили палаточные городки, и только позднее, с территории Союза, стали завозить специальные модули.  Палатку в целях маскировки закапывали  на полтора метра в землю, чтобы был виден только её купол.

- Вспомните свой первый бой. Были погибшие?

- 25 августа 1980 года нас обстреляли свои вертолётчики под Файзабадом.    Мы кричим командиру: «Что за фигня?» Оказалось, какой-то крупный отряд душманов переправился к нам в тыл, а нас, по ошибке, приняли за противника.

В этом бою погибло 25 человек.  Среди убитых был парень по фамилии Шурмель.  Осколок ему угодил в живот, выпали внутренности, а я пытался его спасти - запихивал кишки обратно.

Потом была ещё одна военная операция – форсировали речку Кокча. Загрузились мы в ПТСы по 45 человек в каждую машину. Во время переправы, душманы начали сильный обстрел. Мы завязли, и казалось, что пришёл конец. Но на выручку подоспели вертолётчики. Вытаскивали нас по воздуху, под огнём противника. В этом бою погибло много наших.

Когда стояли в Баграме, удалось побывать во дворце Амина. Мы были поражены роскошью этого здания. Рядом с этим дворцом, в поле, размещался Ленинградский военный госпиталь. В этот госпиталь попал позже и я.

- В каких ещё боевых операциях участвовали?

- Каждое утро мы в дозоре двигались по горам, выполняя боевое охранение. В нашу задачу входило не пропускать никого на контролируемую территорию и снизить до минимума потери. 

Офицеров не хватало, и командиры часто назначались из числа сержантов. Однажды ночью полезли душманы: эту атаку мы отбили. Жертв было много с обеих сторон.  Трупы убитых душманов заминировали – к такому способу прибегали обе стороны. А когда возвращались через несколько дней, то увидели, что трупов стало больше – наши ловушки сработали. После этого случая ночью мы сразу открывали огонь на поражение, если не получали условного сигнала. Бывало, что душманы вырезали целые блок-посты. Уснул часовой - зарежут и его, и двоих его  сменщиков, а оружие заберут. За сон на посту строго наказывали, но, несмотря на частые проверки, подобные случаи не были редкостью.

- Как вы думаете, почему афганцы так ополчились на нас?

- Всё дело в том, что нас попросту не готовили. Мы не изучали культурные традиции народа, нормы поведения – об этом начали думать позже, когда стало поздно. Постоянно велась враждебная пропаганда, шло финансирование боевиков нашими противниками, но многое мы испортили и сами.

Многие солдаты совсем недавно взяли в руки автомат, а ведь надо было и убивать… Афганистан – государство из множества племён, и для многих из них война – это возможность заработать. Причем неважно, на чьей стороне сражаться. Днём они могут быть за вас, а ночью спокойно выстрелят вам в спину. Например, когда наш 345-й десантно-штурмовой полк стоял в Баграме, воду мы брали из местной речки. Однажды нам её перекрыли. Пошли за водой в кишлак. Местные жители нас встретили нормально, воду дали. Но вечером вместо помощи мы получили бы пулю.

Воду кипятили, разжигая костёр из верблюжьей колючки, а для обеззараживания добавляли в неё специальные таблетки. Благодаря этим таблеткам пригодной для питья становилась вода из любого арыка.

Были среди нас и такие, кто занимался мародёрством, творил всякие непотребные вещи, что было только на руку противнику.

За это жестоко наказывали. Был такой случай в соседней части. Два брата-близнеца из Москвы изнасиловали местную жительницу, после чего бросили тело в колодец. Против нас поднялось всё местное население. Этих двух братьев по приговору военного трибунала расстреляли. Подобные  происшествия настраивали народ против нас, но в семье не без урода – каждый такой случай пополнял ряды противника. Или другой вариант – блокируется кишлак, в котором прячутся душманы, проводится проверка домов. Но мы не знали, что на женскую половину заходить нельзя – это тяжёлое оскорбление. Такое незнание местных обычаев приводило к  взаимной озлобленности – мы не понимали их, они не понимали нас. Неприятие только нарастало, как снежный ком.

Была ещё одна проблема. В Афганистане служили представители всех республик, а в нашей армии к тому времени стала формироваться клановость, землячество. Поддерживали своих. Но мы, русские, были недружными -  каждый сам за себя. Это работало против нас. Бывало, разными путями к солдатам попадали и наркотики, за что жестоко наказывали.

- За что вы получили орден Красной звезды?

- Мы выполняли боевую задачу близ города Кундуз по патрулированию территории, как вдруг раздался глухой звук. Меня обдало жаром, а потом накрыло ударной волной. Наша боевая машина десанта (БМД) нарвалась на мину и загорелась. Ребята нас вытащили, но я получил сильный ожог ног. Впоследствии перенёс несколько операций. Десантники обычно предпочитали передвигаться на БМП – эта техника себя отлично зарекомендовала. А вот у БМД плохая ходовая часть. Позднее мне вручили орден Красной звезды. За выполнение других боевых заданий удостоили медали «За отвагу».

Несколько раз довелось участвовать в боевых операциях в Паншерском ущелье, оно находилось под контролем Ахмадшаха Масуда, мы перехватывали караваны с оружием и наркотиками, которые шли с территории Пакистана.

- Но ведь не всегда всё было так напряжённо. Расскажите какой-нибудь случай о встрече с местным населением.

- Когда я был старшим блок-поста, остановили одну машину – проверить наличие оружия и других недопустимых грузов. В машине была соль, но из-под соли подозрительно пахло дынями. Наличие «контрабанды» подтвердил наш сослуживец – узбек. Несколько штук мы из машины всё-таки стащили – очень хотелось попробовать. А пока заговаривали водителя, поняли, что афганцы мало что знают о нас. Для них мы все были едины – и русские и белорусы, и грузины, и все одной национальности – «моску». Пытаюсь ему рассказать, что такое Белоруссия, а он знай, своё твердит: «Моску, моску». С солдатами  из среднеазиатских республик они охотней шли на контакт.

Бывало, едем по дороге – смотрим, дехкане распахивают на быках склон горы. Иногда нам казалось, что мы перенеслись в средневековье. По сути, так и было – ведь даже по их летоисчислению сейчас 14 или 15 век.

Однажды пришёл приказ – в одном из кишлаков окопалась банда. Получили задание выбить боевиков. Когда прибыли на место, кишлак как-будто вымер: местное население ушло в горы. Ротный командует: «Выйти в поле, построиться цепью!». Прочесали метров пятьсот – вот они, жители, спрятались. Всё обошлось благополучно – мы их убедили вернуться домой.

- Официально считается, что наших в Афганистане погибло – 13-15 тысяч человек. Как вы считаете, это достоверные цифры?

- В каждом бою потери могли быть от 5 до 25 процентов личного состава. Люди гибли постоянно, и реальная цифра должна быть гораздо выше! Первоначально о присутствии наших войск в Афганистане не принято было говорить, но когда в Союз пошли первые цинковые гробы, правительство не смогло больше держать этот факт в тайне. Гробы вывозили самолётами – в каждом их были десятки.

В Минске на Немиге есть мемориал «Остров слёз», посвящённый воинам-интернационалистам. На нём висят таблицы с именами 1200 белорусских ребят, сложивших головы в Афганистане. Есть и камень, посвящённый 15 тысячам воинов, погибших и без вести пропавших в этой войне. В прошлом году я был там на памятном митинге по случаю 30-летия вывода советских войск из Афганистана, встретился с однополчанами, а также с бывшим командиром 103 дивизии генерал-лейтенантом Сергеем Суриным (тогда он был подполковником). Боевой генерал с горечью упоминал о том, что многие имена попросту забыты.  Безвестно умер в Одессе генерал-майор Ткач, который был первым боевым командиром 40-й армии, забыты имена героев, которые свершили подвиги, сравнимые с подвигами в Великую Отечественную войну. Ведь не секрет, что многие солдаты подрывали себя гранатами, оказавшись в окружении противника, жертвовали собой ради товарищей. Говорили мы и о тех, кто получил награды и звания, не имея на то основания. Но это уже отдельная история…

- Как происходила демобилизация?

- Когда закончился срок службы, нас ещё какое-то время не отпускали – до прибытия смены. Отселили в отдельную палатку, где мы «ждали дембель». Однажды сидим, ждём этого «дембеля», вдруг входит наш командир – мы его прозвали «Трасер». Спрашивает: «А тут кто? Дембеля? Служба, говорите, надоела? А ну-ка, разобрать палатку и поставить её заново, утром доложить!»

Пришлось выполнять приказ. А палатка ведь не простая – рассчитана на 45 человек. Всю ночь провозились, но приказ выполнили.

Из Кабула мы вылетели в Душанбе, оттуда – в Ростов-на –Дону и дальше, через Москву, в Белоруссию.

- По возвращении из Афганистана многие испытывали так называемый «афганский синдром». Происходило ли с вами нечто подобное?

- В первое время я не мог привыкнуть к мирной жизни – вскакивал ночью, «ходил в атаку». Меня братья ловили за сараем, скручивали и успокаивали. Некоторые ребята просто спились от того, что их проблемы были никому не нужны.  Много было такого, что вспоминать теперь просто не хочется: равнодушие к нашим проблемам, тупость и лицемерие чиновников. Выкарабкаться из этой ямы удалось тем, у кого был сильный характер. Но были такие, кто просто пошли ко дну.

Беседовал Вадим МАЛЬЦЕВ.

Фото из архива Александра Кулака.

На фото, слева направо: В. Филатов, командир 103 дивизии Сергей Сурин, Александр Кулак.