Портрет

Тогда я была еще слишком мала, чтобы задавать некоторые вопросы. Теперь я хочу многое узнать, но не у кого спросить.

И я склеиваю в единое панно разрозненные вспышки-картинки из детской памяти, но некоторые его части остаются белыми пятнами. Неожиданно в пропущенные фрагменты вплетается очередное воспоминание, которое тянет за собой ниточку новых, создавая полноценную картину.

С какого момента я помню себя? Стоит мне задать этот вопрос, как я вижу комнату бабушки и дедушки в нашем доме, а на стене в самом центре - портрет. Это мое самое яркое впечатление, первый запомнившийся эпизод из той части большого полотна, которое носит название «Детство».

«Моя Мария»

Я замерла, очарованная милым выражением лица и кроткой добротой, исходившей от облика девушки, внимательно смотревшей на меня с портрета. Я явственно ощущала тепло. Особенное. То, что входит в сердце с пониманием родства самого крепкого свойства и единства близких людей.

- Кто она? - спросила я дедушку.

- Это моя Мария, - ответил он и погладил меня по спине.

Я задумалась. Может быть, это икона? Но мои дедушка и бабушка не были религиозны и не ходили в церковь. В нашем доме нет икон. А вот в доме у старушки, что живет напротив, есть такой уголок с иконами, возле них - свечи.

Неужели мой дедушка нашёл такую приятную икону, красивую и светлую? Но он никогда не молится и даже не смотрит на неё. Странно.

«Моя Мария». Я несколько раз произнесла это певучее, ласковое имя. Я пробовала его на разные лады, но больше всего мне понравилось нежное, протяжное его исполнение - особенно звука «и».

Я играла во дворе, срывала вьюнок и пела ему: «Ма-ри-и-я-а-а», потряхивала сухой коробочкой мака и продолжала в такт: «Ма-ри-и-я-а-а», кружилась без причины в весёлом танце и продолжала петь. И всё думала, кто же эта красавица?

Как-то вечером, присев с дедушкой на лавочку возле дома (он поглаживал свои усы и медленно приговаривал, о чём-то думая: «Э-хе-хе-хе»), я хотела потрогать его жёсткую с проседью бороду. Но, вспомнив, что он этого не любит, взялась за его сухую твёрдую руку, и, заглянув в его светло-карие глаза, спросила: «Дедушка, а кто такая твоя Мария?»

Он почему-то засмеялся, и в его строгих глазах я заметила что-то новое для меня. Словно солнечный зайчик, которого я недавно ловила на стенке, промелькнул внутрь и наполнил взгляд сиянием и теплом. Откуда было знать пятилетней девочке о том, что на свете есть любовь? Разная и непонятная.

Он ответил: «Это твоя бабушка».

Бабушка?! Но дедушка, обращаясь к ней, всегда говорил «мать». Как же так? Моя бабушка - старенькая, тихая, в тёмном ситцевом платье и в светлом переднике, о который она вытирала руки, когда готовила еду, и не было времени взять полотенце. У бабушки седые волосы, которые она расчёсывала широким деревянным гребнем, заплетала тонкую косичку, завязывала выцветшей лентой и прятала под платок. Так эта красавица на портрете - моя бабушка?!

Я побежала в дом. Молодая девушка, с густыми тёмно-русыми волосами, уложенными в красивую высокую причёску, тепло смотрела на меня. Да, глаза добрые, как у моей бабушки. Легкая улыбка, совсем незаметная, только уголками губ с красивым изгибом - тоже казалась мне знакомой. Я подошла к зеркалу и заметила, что губы у нас с ней  похожи: нижняя гораздо полнее верхней.

Я рассмотрела всё: и аккуратные ушки с затейливыми серёжками (бабушка потом расскажет, что они фамильные, с бриллиантами и рубинами), и мягкий подбородок (знакомый очень!), и высокую шею (нет, не такая у бабушки), и красивые плавные плечи.

Мария была изображена по пояс. И хотя всё платье я не могла видеть, но представила его (как у моей подруги на новогоднем утреннике - длинное и пышное), и была поражена его великолепием. Понравился и широкий кружевной воротник: немного приподнят спереди, а сзади стоит, как парус. Меня очаровали причудливые узоры на нём, соединённые между собой тонкими нитями.

«Как жаль, что теперь не носят такие платья», - подумалось мне.

Я долго стояла перед портретом, пытаясь понять, как такое бывает: молодая, красивая, загадочная - и вдруг ... бабушка. Как это происходит?

Хочу быть волшебницей!

Я побежала к ней в летнюю кухню, откуда доносился обворожительный запах пирожков. Бабушка готовила на керосинке, а зимой - в доме, на плите, которую топили дровами и углем. Я схватила пирожок и начала жадно откусывать бочок, откуда вырвался ароматный горячий пар. А в голубой кастрюле уже готов борщ, постный. «Настаивается», - заметила бабушка.

Я до сих пор помню его вкус, как и всех других бабушкиных творений, которые теперь пытаюсь воспроизвести. Впрочем, правильно будет назвать это блюдо щами, но в нашей семье не любят это слово. У неё, думаю, были свои секреты его приготовления. Один из них я знаю: это молодое кислое яблочко. (Верочка, сорви-ка мне яблочко на борщ!) О, эти незабываемые бабушкины яства! Где мое детство? Хочу быть волшебницей, чтобы все вернуть.

Я прижалась к бабушке, она погладила меня своей мягкой рукой. Она всегда говорила «заскорузлой». И это слово я не люблю. Оно не о моей бабушке. Сначала я думала, что оно обозначает мягкость, нежность, хотя и звучит неблагозвучно. Но, оказалось, бабушка имела в виду другое: её ручки из нежных барских превратились в натруженные, сухие и шершавые. Бабушка нагнулась ко мне, чтобы покрепче прижать. Я до сих пор помню эти её прикосновения, ласковые и теплые знаки любви.

Я сняла с неё платок. Волосы, я знала же это, не такие, как на портрете, а почти серые, как старый снег. Я погладила её по сухой щеке и заплакала. Что-то неправильно происходит в жизни - не должны любимые люди стареть!

- Бабушка, как тебя зовут? - всхлипывала я.

- Батюшки мои! - воскликнула она. - Ты же не знаешь моего имени! Внученька, родители нарекли меня Марией. Думаешь, я всегда была старенькая?

- Так это ты на портрете - такая красивая?

- Да, Верочка. Это мой друг меня нарисовал. Он стал хорошим художником. А тогда только учился. Он сделал два моих портрета. Одинаковых. Один попросили мои родители для себя.

- Бабушка, а где второй портрет?

Бабушка вздохнула:

- Потерялся вместе с ними.

- А где ты потеряла своих родителей? Давай их найдём!

Бабушка поднесла кончик платка к глазам и тихо произнесла:

- Вырастешь - я тебе расскажу.

- Бабушка, а где твое красивое платье? И почему ты стала другая?

- Платье? Да что платье! Всё исчезло. Люди стареют, платья изнашиваются, - грустно покачала она головой.

- И я постарею? - заплакала я.

- Нет, внученька, ты не постареешь. У тебя будет длинная счастливая жизнь, и люди научатся к тому времени не стареть.

Слёзы все ещё текли по моему лицу, бабушка вытирала их своим фартуком и улыбалась. Я ещё крепче прижалась к ней и заверила: «Я найду волшебницу и попрошу всё вернуть». Бабушка подняла меня на руки, поцеловала мои глаза и улыбнулась: «Может быть, тебе и удастся найти такого волшебника».

Я долго думала, куда пойти, чтобы найти волшебников. Пошла к Сашке. Это мой сосед, он большой - на год старше меня. Мы с ним играем, иногда дерёмся. Может быть, он знает.

Услышав мой вопрос, Сашка заметил: «Ты что веришь в волшебников?» Я почувствовала, что он, наверное, прав, но не могла с этим согласиться - и толкнула его.

Боярыня Морозова

Я была уже студенткой, когда все-таки уговорила бабушку рассказать о своей жизни.

Она пряла тонкую белую нить, которая наматывалась на кудель, а я сидела рядом, брала из корзинки комочки шерсти, расправляла их в воздушные полоски и подавала ей. Поскрипывало колесо деревянной прялки, вилась нить, становясь всё тоньше. Так же истончается наша жизнь и висит на паутинке, становясь всё длиннее, но не сильнее. Иногда педаль глухо стучала об пол, словно отделяя одну часть рассказа от другой, один год от другого, подытоживая одно событие и переходя к следующему.

Бабушка грустна, она вслушивается в прошлое и перебирает события, как жёсткую шерсть сухими пальцами.
Она начала с воспоминаний обо мне, маленькой. И я вместе с ней шла по тонкой и хрупкой тропинке моего детства.

Мне пять лет. Бабушка показывает, как на длинной зелёной плети из жёлтого нежного цветка, немного раскрывшего свой зев, проглядывает новорожденный огурчик. А я и не замечала под листьями этих малышей! И я стала каждое утро смотреть, насколько мой огурчик подрос. И хотя таких крох с шершавыми пупырышками было много, и я всех приветствовала, этот стал особенно дорог. Когда бабушка собрала первый урожай, я не могла есть огурцы: вдруг среди них тот мой малыш. Как я его узнаю? Бабушка улыбалась: «Ты слишком чувствительная, Верочка».

Помню, я спросила, почему у нас в огороде нет пугал, как у других. «Всем божьим созданиям нужно есть», - заметила бабушка. И оставляла на деревьях яблоки и груши для птиц, а в огороде - помидоры и ягоды.

- Бабушка, а теперь расскажи о себе, всё-всё!

Колесо прялки замедлило ход, бабушка поправила платок, и я, прижавшись к дорогому плечу, слушала.
- Мой отец был известным человеком в земстве - принципиальным и честным. А дома - это добрейший друг. К нему мы бежали со своими просьбами, он нас успокаивал, когда мы плакали. Мать - строга и непреклонна. Она получила хорошее домашнее образование, выписывала книги и много читала. Наш отец её во всем слушался, чем вызывал удивление у знакомых и роптание у родственников.

Ты, Верочка, думаю, видела картину «Боярыня Морозова?» Так вот она мне напоминает маму. Но знаешь, была у нее особая доброта и сердечность - не на показ, а внутри. Это я поняла, когда она молилась за нас, за детей, и я услышала, что она плачет, боится нас потерять. А я ещё подумала тогда: «Ну как можно потерять своих детей?» Потеряли. Трех сыновей, моих братьев, в войну. Но об этом потом, Верочка...

Мила СУРКОВА.

(Начало. Окончание – в следующем номере «Октября»).