Маленький Арестант

Я расскажу вам грустную сказку о Маленьком (нет, не о Принце: о нем уже рассказано, и не столь грустно) Арестанте.

Случилось это давным–давно (вряд ли кто-то ещё помнит те злые, жестокие времена), но это случилось в большой, красивой («Великой», как её часто называли) северной стране, в которой жили красивые, сильные, талантливые люди.

Шел 1937 год. Над большой северной страной нависли чёрные тучи террора. Хватали по малейшему, ничем не оправданному доносу. Как правило, ночью, взрывая мирный сон людей.

И в этот год, 23 февраля, в молодой счастливой семье Ивана и Марии - талантливого писателя и поэтессы,  родился  сын. Иван был уже успешным писателем, автором известных рассказов и повестей, таких как «Сердце», «Молоко», «Поэт», «Под чистыми звездами», «Автобус», «Великий Глетчер» и других, а также блестящих журналистских очерков об Армении, Чечено-Ингушетии, Грозном, Кубани, разных городах большой страны. А недавно Иван со своим другом Николаем Зарудиным, с которым вместе создавали советскую литературной группу «Перевал», вернулись из 3-х месячной творческой командировки по Алтаю, где познакомились с его суровой, но щедрой  природой, добротой и гостеприимством живущих там сильных духом людей. С какой любовью и восторгом писал Иван о повседневных трудовых делах оленеводов, красивых обычаях, их трудном, но вольном и интересном быте. Эти последние  очерки он успел отдать  в печать.

Родители дали сыну красивое имя Дмитрий, Дмитрий Иванович. Мальчику исполнилось 13 дней. Спокойный, он безмятежно спал  в своей кроватке.

И вдруг, в 2 часа ночи в дверь квартиры грубо и настойчиво застучали. Встревоженный Иван подошел к двери. «Вам телеграмма», - услышал он знакомый голос дворника. Это было страшным знаком. Трое в чёрном вошли в квартиру. Начался обыск.

Выворачивали все: шкафы, чемоданы, полки с книгами, его и Марии рукописи, документы. Испуганная Мария тихо плакала. Иван был напряженно взволнован, но сурово молчал. Ведь он не совершил ничего такого, за что мог бы нести какое бы то ни было наказание. За 35 лет жизни не было случая, чтобы он кого-то обидел, кого-то обделил вниманием: человек исключительной душевной чистоты, честности и доброты, он все отдавал окружавшим его людям, был предан своей Родине и работал для её блага. В чем же его могут обвинить? Это, конечно, какое-то недоразумение, ошибка, чья-то клевета.

А кроха-сын продолжал мирно спать в своей кроватке. «Собирайся», - сказал один из пришедших. Ивана Ивановича увезли на черном воронке. И домой он уже не вернулся.

Позже Марию письменно известили: «10 лет без права переписки». Тогда, в 37 году еще не знали о страшном смысле этих слов. Мария знала, что муж ее ни в чем не повинен, и верила, и ждала возвращения Ивана 10 лет. И только много позже, уже после отбывания собственного 8-летнего срока, она узнала о расстреле мужа в том же 1937 году, 19 августа.

После ареста мужа Мария и сама ожидала скорого ночного прихода за ней, как за «членом семьи изменника Родины». Но что будет с малюткой? Однако за ней пришли не сразу. Был «гуманный» указ Берии: матерей с детьми брать не раньше, чем с полугодовалыми. Марию забрали через полгода вместе с сыном. Так Дима стал грудным  Арестантом  Бутырки, и содержался в «мрачном жилье» Часовой башни - вместе с другими детьми и их мамами.
В одном из своих стихотворений Мария  писала тогда:     

Утром рано,  на рассвете,
Корпусной придет,
На поверку встанут дети,
Солнышко блеснет

Проберется лучик тонкий
За высокий щит
К заключенному ребенку
Лучик добежит.

Но светлее все ж не станет
Мрачное жильё,
Кто вернет тебе румянец,
Солнышко мое!

    
Вскоре Марию с ребенком отправили в Мордовию, в Темниковский лагерь. Здесь мамы работали, а детей содержали в тюремном «детском саду», и Мария видела своего сына во время 20-минутного кормления, когда из своих бараков им разрешалось придти в «детский сад».

Ребёнок рос в условиях тюремного быта, без материнского тепла и ласки. Многие дети умирали, а безутешным матерям оставалось рыдать над тельцем ребенка.

Так прошло около двух лет. Здоровье Маленького Арестанта становилось все хуже, он слабел с каждым днем. Мария была в отчаянии.

А в это время крайне обеспокоенная бабушка Димы, воспитывавшая старшего сына Ивана и Марии,  забросала злых гениев страны - «Отца народов» и Лаврентия Берию  письмами, умоляя  отдать ей на воспитание внука, Маленького Арестанта, заболевшего уже инфекционной диспепсией. И на этот раз Иосиф снова смилостивился, внял мольбам и слезам бабушки, и разрешил забрать Маленького Арестанта из лагеря. Маленький Арестант выжил. Бабушка стала мальчику мамой, а дед Иван –  «дедей». Отца он не знал.

А Мария продолжала отбывать срок, тоскуя о сыне, о семье, и всё ещё надеясь на возвращение мужа. Она не могла смириться с мыслью о его бессмысленной гибели, загубленном огромном таланте: ведь его арест, конечно же – ошибка, недоразумение. Он слишком любил свою Родину, чтобы быть её врагом!

                                                
Мария отбыла 8-летний срок, но и тогда вернуться в  режимный город Магнитогорск, где жила семья, к сыновьям, не могла по законам того времени. Жила и работала в небольшом поселке Буранный в 80 км от Магнитогорска, и лишь изредка могла видеться с детьми из-за бездорожья.

С Димой она встретилась, когда ему было 7 лет. Со слов Дмитрия Ивановича, он сначала никак не мог привыкнуть называть Марию мамой. Ведь до того мамой ему была бабушка Лариса Дмитриевна.
                                        
                                                                          
…Как поверить, что надо так?
Чтобы честных, простых людей
Угоняли в холод и мрак казематов и лагерей?    
                    
                                                       
Как решить неотступный вопрос?
Кто ответит - «Зачем? За что?
Что же сделалось, что стряслось
С нашей Родиной, с нашей мечтой?»…
                                                                             

Сейчас Дмитрию Ивановичу за 80, из них 15 лет он отдал работе в Моссовете и затем в Мосгордуме. Как репрессированному ему положены государством какие-то   льготы. Но разве жизнь человеческая не бесценна? Разве можно заменить ее какими-то льготами?

Ведь эти льготы - несмываемая печать позора для  государства за то безумное время. И сумеет ли оно когда-нибудь смыть этот позор? Только глубочайшее искреннее раскаяние могло бы принести облегчение пострадавшим. Но до сих пор ни один из участников  страшных злодеяний публично не раскаялся и не попросил прощения у народа Великой страны за содеянное.
                                                                                                 
З.П.ГРИБОВА.

Фото из архивов семьи.