Доброволец

(Окончание. Начало – в №№49-51 «октября» от 8 мая.).

В Кондрово прошли курс начальной военной подготовки, приняли присягу. На местном полигоне мы учились обращаться с оружием, изучали теорию, а в конце марта каждый получил  специальность миномётчика, пулемётчика или стрелка.  Так я стал миномётчиком.

После обучения мы направились в сторону Юхнова. Остановились в 16 километрах от города, на берегу реки Угра, близ деревни Павлово.  Мы попали в 740-й стрелковый полк, 217-й стрелковой дивизии 49-й армии генерала Захаркина. Противоположный берег реки был под контролем  врага».

Боевое крещение

Боевое крещение Александр принял здесь же. Миномётный расчёт состоял из трёх человек – все земляки. Евгений Куракин наблюдал за передвижением противника, Вася Никитин заряжал, Александр подавал  команду «Огонь!» -  вместе  ходили в одну школу, вместе пришлось и воевать:

«Когда начиналась перестрелка, Куракин влезал на дерево, выбирал себе обзор и подавал нам команды. После каждого выстрела миномётная точка меняла своё местоположение, чтобы не получить ответный «подарок».

Обычно немцы сначала проводили разведку. Вражеские разведывательные самолёты мы называли «Рамы» -  уж больно были похожи на обычные рамы. Немецких миномётчиков кликали скрипачами – вой их мин очень походил на звуки разлаженной скрипки.  Однажды, вслед за «рамами», прибыли бомбардировщики. Один из них сбросил однотонную бомбу, которая угодила в одно из укреплений. Бомба  пробила слой земли, накат брёвен в несколько рядов и убила всех, кто находился в это время в блиндаже -  погибло двенадцать человек, в том числе командир полка подполковник Лаптев и комиссар Богомолов.

Взять плацдарм!

В начале апреля 1942 года  поступил приказ -  форсировать реку и перейти в наступление.

Немецкий берег был крут, да и переправлялись мы на виду, но действовали в тёмное время суток и так быстро, что это  стало залогом нашего успеха – враг был выбит. Для противника наша операция стала сюрпризом, а мы закрепились на отвоёванных позициях и основательно врылись в землю – строили блиндажи, рыли окопы. Чтобы выбить нас противник предпринял несколько контратак, но мы устояли.

Наш миномётный расчёт, к счастью, не понёс потерь! Мы всё также были вместе -  три друга тарусянина, и часто мечтали о том, как втроём пройдём вместе всю войну, да видно не судьба. Василия Никитина вскоре забрали – потребовался человек для обслуживания «Катюш», остались мы вдвоём. К концу третьего месяца был ранен и Женя Куракин – сбил его снайпер с сосны. Ранение не слишком опасное, но при падении он повредил ногу. Так я остался один. Наш миномётный расчёт распался, пришлось мне переквалифицироваться в автоматчики.

20 августа нашу дивизию перебросили под Сухиничи – противник прорвал оборону на реке Жиздра, пытался взять город. Помню, как мы совершили ночной марш-бросок. С марша сразу вступили в бой – в течении двух недель освободили несколько деревень, вытеснили немцев за реку.  В первом бою освободили деревню Колодези. В ней была старинная церковь, в колокольне которой закрепился немецкий пулемётчик. Этот пулемётчик перебил много наших, пока его не снял снайпер.

По окончании боя, снова стали укрепляться. Я получил задание – сопровождать сапёров, вместе со своей группой обеспечить их защиту во время проведения работ по разминированию территории».

Сто грамм для храбрости

«Нас постоянно предупреждали, чтобы мы поменьше высовывались  до наступления – работали немецкие снайперы. Но Жиздра манила -  в реке плавало очень много глушёной рыбы, а скудные запасы кухни не позволяли нам питаться своевременно. Некоторые, соблазнившись, пытались набрать рыбы и часто гибли под пулями снайпера. Но всё же рыба поступала, и изредка у нас на обед была уха.

Перед наступлением нам выдали по сто грамм спирта для храбрости, и мы пошли в атаку. Жиздру форсировали, погнали немцев. Во время наступления я оказался близ соснового бора. Подходим мы с ребятами к немецким укреплениям, прячась за деревьями. Неожиданно нас заметили – стали бить из миномёта. Этот бой закончился ничем – врага мы не смогли выбить.

Начали отходить на свои позиции, смотрю – на берегу лежит наш солдат. Оказался земляк, из Истомино -  Царёнков Григорий. Спрашиваю: «Гриша, что с тобой?» Он  говорит: «Ранило меня в живот, болит сильно». Смотрю – побежали к нему санитары. Мы ему помогли, чем могли,  и пошли дальше.

Позднее, от истоминских родственников я узнал, что он попал в калужский госпиталь и там умер.

Под Сухиничами мы стояли  до 25 ноября 1942 года».

Из огня – да в полымя

К этому времени  Александра зачислили в отряд быстрого реагирования. В качестве подкрепления, их перебросили под Ржев, в деревню Сычёвка. Так он оказался  в бригаде  шестого   Сибирского  Сталинского добровольческого стрелкового корпуса (командующий  С.И. Поветкин). А ведь совсем ещё недавно, здесь же, он строил оборонительные рубежи между деревнями Бурцево и Морозово!

В часть прибыли промокшие, в обмотках вместо обуви. Сбросили новичкам с машины несколько пар промёрзших валенок – всё, что есть, но и на том спасибо! С обувью вопрос решили, но бушлатов или тулупов для них не хватило – так и остались полусырых шинелях.

Начиналась вторая Ржевско-сычёвская операция, под кодовым названием «Марс».

«Под нашим контролем находилась полоса в километр шириной, – продолжает Александр Ильич, - этот участок необходимо было удержать, а заодно выбить оттуда врага. Мы были на открытой местности, в низине, и находились под постоянным обстрелом – нас била артиллерия, обстреливали из пулемётов и миномётов, были частые авианалёты, оборону постоянно прорывали вражеские танки. Немцы же занимали хорошо укреплённую высоту, оборудованную  дотами и дзотами.

Кроме всего прочего, у нас было очень плохое снабжение! Еду доставляли полностью замёрзшую -  её мы разогревали у подбитых горящих танков, и только тогда можно было поесть. У танков мы и грелись, но всё это делали ночью, чтобы не попасться на глаза фрицам.

Стычки происходили ежедневно, и  они сильно подтачивали наши силы. Жертв было много – иногда казалось, что мы попали в настоящую мясорубку».

Одолеть  противника тогда не удалось. Когда началось наступление, измученные и замёрзшие, они были уже почти как трупы. В атаку пошли сильно ослабевшими, да ещё после очередного авианалёта:

«Чтобы уберечься от сильного обстрела, я прыгнул в окоп, оказавшийся на нашем пути. Вместе со мной там оказался командир отряда Нурханов  - сибиряк из Абакана или Тайшета. Неожиданно рядом разорвался снаряд, и нас завалило землёй. Что было дальше – не помню, так как сильно контузило.

Наступила ночь. Силы постепенно оставляли меня. Рядом лежал и стонал раненый в грудь Нурханов».

Александру повезло -  стоны раненого Нурханова услышали санитары, подбиравшие раненых. Когда Нурханова начали откапывать,  Александра нашли, как говорится, «за компанию», случайно. Парня на время оставили -  занялись сначала командиром. Расстелили плащ-палатку, уложили Нурханова на неё и принялись обрабатывать раны.

Александр  лежал рядом, терпеливо дожидаясь своей очереди. Ни рук, ни ног он не чувствовал, только с удивлением глядел на снег, с необычной яркостью переливавшийся при свете полной Луны – значит жив!

В глубоком тылу

Вспоминая с благодарностью своего командира, Александр Ильич  впоследствии неоднократно пытался его найти. Но точный адрес затерялся во время боя, а все попытки завязать переписку окончились неудачей – Нурханов куда-то пропал. Так и не встретил он своего друга больше никогда.

Раненого Александра схватили  за руки и за ноги – потащили прямиком в землянку, где был оборудован медпункт. Уложили  на стол, стали отогревать, но чем больше он возвращался к жизни – тем сильнее мучила боль.

«Чувствую – дела мои плохи, - продолжает Александр, -  погрузили меня на сани, отправили в тыл. Весь процесс проходил как бы в тумане, помню, что очнулся уже в Москве, в Тимирязевской академии, где размещался госпиталь. Вокруг -  раненые, стоны, медсёстры, сбившиеся с ног.

На соседней койке лежал  офицер. Однажды, он говорит мне: «Оставляю свой пистолет, присмотри за ним, а мне нужно пойти на перевязку». В этот момент я решил  застрелиться, чтобы покончить с адскими болями. Но, собравшись, я устыдился и отогнал эту мысль прочь и больше к ней не возвращался никогда.

В госпитале было много обмороженных - всех тяжелораненых отправляли в глубокий тыл. Так я попал в Кемеровскую область, в посёлок Тырган, что близ Прокопьевска. Здесь мне под наркозом  удалили пальцы ног, а на руках – фаланги, так как началась гангрена.

Лечение заняло четыре месяца – за это время я перенёс несколько операций. Никогда не забуду тех самоотверженных врачей и медсестёр, которые ухаживали за ранеными, сутками не отходя от больничных коек. Через четыре месяца начал снова учиться ходить. Постепенно оживали руки и ноги.

Дни тянулись  очень медленно. Хорошо, что при госпитале была большая библиотека, а ведь я очень любил читать книги! Смотрю – много раненых и потяжелее, чем я. Стал читать книги им,  особенно тем, кто лишился зрения».

5 мая 1943 года Александру присвоили вторую группу инвалидности и комиссовали. Отправился он домой с тяжестью в душе – кому теперь такой нужен? Но спасла воля к жизни и обещание данное самому себе – во что бы то ни стало обязательно дожить до победы!

Доехал до Тулы, потом на перекладных до станции Узловая, откуда до дома было рукой подать. Домашние встречали со слезами, с радостью -   это ничего, что потерял все пальцы, но ведь остался жив!

Учитель

Для Александра началась мирная жизнь, но долгое время он считал себя бесполезным, потерянным для общества. Однажды принял решение  - пойти по стопам своей сестры Екатерины и  тут же поступил в Тульский педагогический институт.

Как-то раз, во время занятий, студентам объявили об окончании войны. Победа! По понятным причинам к наукам в этот день не возвращались –гуляли по городу, веселились, не обошлось и без боевых ста грамм…

  Закончив обучение в институте, Александр Ильич устроился преподавателем  в школу села Истомино,

А через три года  стал завучем. Позднее пять лет работал в школе села Парсуки, после чего вновь вернулся в  школу села Истомино,  но уже директором. Здесь же работал ещё 35 лет, пока не вышел на пенсию.

Личную жизнь устроил поздно – только  в 1960 году. Елизавета Леонтьевна стала его верной спутницей на всё отпущенное им время.

Прошли десятилетия, давно нет любимой супруги – остался Александр Ильич один. Но если годы постепенно подточили здоровье, духом он до сих пор крепок, как в далёком 1942 году, когда отправился добровольцем на фронт.

Имеет памятный знак «ветерану 49 армии ВОВ», «Ветеран 217 стрелковой дивизии», медаль «За победу над Германией» награждён указом Президиума Верховного совета СССР от 9 мая 1945 г. вручена 21 июля 1946 г. Тарусским военкоматом.

 
Орден Отечественной войны 1 степени.  Уд. Г № 006882 № ордена 685300.

Вадим МАЛЬЦЕВ.